Восточные тосты

У одного короля единственной радостью были лошади. А покупал их ему старый конюх. Однажды привел конюх человека и сказал:
- Умру я скоро. Это - моя замена.
Король согласился, но сказал:
- Только давай испытаем его сперва, пусть выберет в табуне самого прекрасного скакуна.
Выбрал человек коня, подвел его к королю, а тот так и ахнул:
- Какой же это гнедой? Он же - каурый!
Но старик заступился за своего преемника.
- Не гневайся, государь, в лошадиной масти он пока действительно не разбирается, но коня выбрал и впрямь золотого - нет ему цены. Так что человека этого ты на службу возьми. Суть он видит.
Давайте выпьем за то, чтобы судить о человеке не по внешности, а по внутренним качествам его!

Армянский тост
Было очень давно, когда горы Армении были еще выше, чем ныне. Стоял обнаженный Ашот у скалы, на его голове была шляпа. К Ашоту подошла первобытная обнаженная женщина .Ашот прикрыл шляпой низ живота. Женщина сначала убрала одну руку Ашота, потом другую - шляпа продолжала прикрывать низ живота.
Давайте выпьем за силу, которая держала шляпу.

Однажды непревзойденного мастера одного из самых древних и самых непревзойденных единоборств вызвали на поединок сразу десять человек. И они смеялись и кричали:
- Мы победим тебя мастер!
Но мастер выиграл поединок. Тогда непревзойденного мастера одного из самых древних и самых непревзойденных единоборств вызвали на поединок сразу двадцать человек. И они смеялись и кричали:
- Мы победим тебя мастер!
Но мастер выиграл поединок. Тогда непревзойденного мастера одного из самых древних и самых непревзойденных единоборств вызвали на поединок сразу пятьдесять человек. О, как они смеялись и кричали:
- Мы все равно победим тебя мастер!
И мастер снова выиграл поединок. Все притихли. Но тут из толпы вышел мальчик и попросил: - А можно мне тоже побороться?
О, как все смеялись над мальчиком. И мастер проиграл поединок. В ответ на недоуменные возгласы он ответил: - Мне все равно, а ребенку приятно...
Так давайте выпьем за "все равно", выше которого нет ничего в мире!

Под гнетом жизненных невзгод собрался как-то вешаться один мужик. Hу как положено - намылил веревку, встал на стул, просунул голову в петлю. Тут вдруг впомнил - в холодильнике бутылка водки стоит! - Ладно, - думает,- Стаканчик пропущу, на последок. За мрачными мыслями и воспоминаниями выпивает всю бутылку, и нетвердой походкой идет в комнату. Опять на стул, голову в петлю: - Стоп, а чего это я? Ведь жизнь налаживается!!!
Так выпьем же, чтобы жизнь налаживалась!

Плыли на корабле купец и ученый. Купец был богатый и вез с собой много товара. Вдруг поднялась буря, и корабль потерпел крушение. Спаслись только купец и ученый. Видит купец, что ученый сидит, пригорюнившись, и говорит ему:
- Тебе что грустить? Это я все свое богатство потерял, а твое все с тобой.
- Так выпьем же за богатство, которое нельзя потерять.

Один балхарец нагрузил своего беднягу коня горшками, кувшинами, плошками и отправился по аулам торговать. В аварском ауле был в этот день праздник скачек. Горячие джигиты съехались сюда на своих еще более горячих конях. И джигиты были прославлены, и кони были прославлены. Джигиты были стройны и красивы, а их кони еще стройнее и красивее. Глаза у джигитов горели отвагой и азартом, глаза у коней горели огнем нетерпения.
Наездники начали уже выстраиваться в ряд, как вдруг на площадь въехал мирный балхарец на своей кляче. Вид у балхарца был полусонный, а его лошадь, казалось, совсем засыпает на ходу. Молодые джигиты подняли балхарца на смех.
- Давай, присоединяйся к нам?
- Давай, мы и твою клячу запишем в скакуны.
- Почему бы и ей не потягаться с нашими скакунами?
- Давай, скачи вместе с нами, а то некому будет подбирать за нами подковы.
В ответ на все эти насмешки балхарец молча стал сгружать со своей лошади горшки, кувшины и плошки. Спокойно он сложил товар в одну кучу, спокойно сел верхом на коня и занял место в ряду джигитов.
Кони у джигитов рыли копытами землю, вставали на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами, тогда как лошадь балхарца дремала, понурив голову.
И вот начались скачки. Как вихрь, понеслись горячие кони. Поднялось облако пыли, и в этом-то облаке, в самом хвосте его, побежала и лошаденка балхарца.
Закончился один круг скачек, потом другой, третий. Всем было заметно, как устают кони, на них появилась испарина, потом на них появилась пена, она хлопьями падала на горячую пыль.
Ноги у скакунов как будто все больше немели, быстрота замедлялась. Как ни хлестали своих коней джигиты, как ни били их в бока задниками сапог, ничто не могло заставить коней скакать быстрее. И только кляча балхарца скакала, как прежде, - ни тише и ни шибче. Она сначала догнала задних, потом сравнялась с передними, а потом на последнем, десятом круге обошла и передних.
На понурую шею балхарской клячи пришлось повязывать гордый призовой платок. Балхарец спокойно подвел свою лошадь к горшкам, погрузил их и поехал дальше.
Так выпьем же за нас, уже не молодых жеребцов, но и не кляч, за нашу уверенность в себе, ибо старый конь борозды не портит!

Так выпьем же за великое искусство говорить правду даже перед лицом смерти!

Старинной восточной мудростью подмечено: "Одному отцу приятнее кормить десяток детей, чем десятку детей кормить одного отца".
Так давайте же поднимем бокалы за то, чтобы нашим детям никогда не пришлось бы нас кормить!

На горе стоял козел. По небу летел орел, увидел козла, схватил его и полетел дальше. На земле стоял охотник, увидел орла и выстрелил. Орел камнем упал на траву, а козел полетел дальше!
Так выпьем за то, чтобы у нас орлов не убивали, а козлы не летали.

Ехал как-то человек из одного аула в другой. Дорога проходила среди гор, петляла между скал, вдоль утесов и пропастей. Вдруг ишак остановился - и ни с места. Хозяин стал дергать его, понукать. Ишак стоит как вкопанный. Стал хозяин ругать его скверными словами, обзывать, стегать плетью. Но ишак как стоял, так и остался стоять. Потом сам пошел. И тогда увидел человек за поворотом огромный камень, он только что упал, и если бы его ишак не остановился, то... Обнял хозяин животное и поблагодарил.
Так выпьем же за то, чтобы мы всегда прислушивались в споре к мнению другого человека, даже если он ишак!

У одного торговца был сын, и дал ему торговец как-то монету и сказал:
- Возьми, сынок и старайся копить деньги.
Cын выбросил монету в воду. Отец узнал об этом, но ничего не сказал. Cын же ничем не занимался, не работал, а только ел и пил в доме отца.
Позвал тогда отец сына и сказал:
- Иди сынок, и сам заработай деньги.
Пошел сын и нанялся на работу. C утра до позднего вечера он месил голыми ногами глину и, получив деньги, принес их домой.
- Cмотри, отец,- сказал юноша.- Я заработал деньги.
Отец ответил:
- Hу вот, сынок, а теперь пойди и брось их в воду.
Понял сын, что был прежде несправедлив к доброте отца и опустил голову.
Так выпьем же не за ремень и розги, а за мудрость наших отцов и дедов.

В некоем ханстве жило очень много поэтов. Они бродили по аулам и пели свои песни. Хан любил слушать песни поэтов в свободное от своих дел или от своих жен время. Однажды он услышал песню, в которой пелось о жестокости хана, о его несправедливости и жадности. Хан разгневался. Он приказал найти поэта, сочинившего крамольную песню, и доставить его в ханский дворец. Сочинителя песни обнаружить не удалось. Тогда был дан приказ переловить всех поэтов. Как гончие псы, бросились стражники хана по аулам, дорогам, горным тропинкам, глухим ущельям. Они поймали всех, кто сочинял и пел, и всех посадили в дворцовую темницу. Утром хан вышел к арестованным поэтам:
- Ну, пусть, теперь каждый споет мне одну свою песню.
Все поэты по очереди стали петь песню, восхваляя хана, его светлый ум, его доброе сердце, его красивейших жен, его могущество, его величие, его силу. Они пели о том, что никогда еще на земле не бывало такого великого и справедливого хана. Хан отпускал одного поэта за другим.
Наконец в темнице осталось только три поэта, которые не спели ни одной песни. Этих троих снова заперли на замок, и все думали, что хан забыл о них.
Однако через три месяца хан пришел к узникам:
- Ну, пусть теперь каждый из вас споет мне какую-нибудь свою песню.
Один из троих тотчас запел песню, восхваляющую хана, его светлый ум, доброе сердце, его красивейших жен, его могущество, его величие, его силу, его славу. Он пел о том, что никогда еще на земле не было такого великого хана. Певца отпустили на волю. Двоих же, не захотевших петь, подвели к костру, заранее приготовленному на площади.
- Скоро вы будете преданы огню, - сказал хан. - В последний раз говорю, спойте мне какую-нибудь свою песню.
Один из двух не выдержал и запел песню, прославляющую хана, его светлый ум, его доброе сердце, его красивейших жен. его могущество, его величие, его силу, его славу. Он пел о том. что никогда еще на земле не было такого великого и справедливого хана.
Освободили и этого певца. Остался только один, последний упрямец, не захотевший петь.
- Привяжите его к столбу и разожгите огонь! - приказал хан.
Вдруг привязанный к столбу поэт запел ту самую песню о жестокости, несправедливости и жадности хана, с которой началась вся эта история.
- Развяжите его скорей и снимите с огня! - закричал хан. - Я не хочу лишаться единственного настоящего поэта в своей стране!